Банальная история - Страница 100

100

Я же в сомнениях осталась в прихожей: стоит ли проходить, если Оля погонит меня? Зачем вообще пришла? Может, стоит уйти самой? Но смысл сейчас, когда самое трудное высказано? Наверное, стоит все-таки остаться…но зачем, если рассчитывать на понимание подруги теперь не придется?

С другой стороны, при всей возмутительности моего заявления, Ольга должна понимать, что никто из действующих лиц, в происходящем не виноват. Я не предавала ее, как не предавал Сергей. Он ни словом, ни делом не давал Оле понять, что любит, что можно на что-то рассчитывать и надеяться. Нас словно бездушные фигурки расставили на шахматной доске — жизни и двигали без нашего желания и согласия, манипулировали, сортировали по цвету, значению, свойствам. Единственное, что нам было доступно, чтобы сохранить себя и связь с близкими — честность. Я очень надеялась, что Оля поймет это так же, как поняла я, и примет правило, и будет руководствоваться им в принятии решения.

А еще я знала, что Кравцова очень редкий по качествам человек, и дружба для нее не пустое слово, не обязанность — призвание. И я малодушно воспользовалась ее слабостью, сознательно обезоружила честным покаянием. Она пройдет путь от непонимания до горечи обиды и все же простит, поймет, поможет. Ее страдание и боль будут лишь изредка прорываться на поверхность полными отчаянного непонимания взглядами, с дичинкой ярости на дне зрачков. Едкими словечками и горькими усмешками, презрительным прищуром и периодическим шипением в стадии покусывания. Скромного, осторожного, не от желания загрызть, от желания удостовериться лишний раз, что я понимаю степень своей вины, принимаю, осознаю.

Что ж, я готова к ее выпадам, приму их за данность и буду считать справедливыми.

Только бы Оля не отвернулась от меня.

— Какая же ты все-таки стерва, Шабурина, — донеслось до меня шипение Ольги с кухни.

Я несмело шагнула в помещение, но сесть за стол рядом с подругой не посмела, осталась на пороге, прислонившись к косяку, и покаянно склонила голову. Нет смысла перечить и убеждать Кравцову в обратном. Ведь я действительно чувствовала себя стервой.

— Права я была, когда в инцесте тебя обвиняла, а ты…обиделась еще. За что, спрашивается? Правда глаз колет? Не ожидала, что догадаюсь? Да, что меж вами происходит, невооруженным взглядом видно, вы же все — ненормальные.

— Может быть…Да, ты права — ненормальные, а в остальном — не права. Ничего у нас с Сережей не было тогда. Я, как с Олегом познакомилась, только с ним и была. А в этот Новый год сорвалась. Устала я от Олега, понимаешь? Из года в год, изо дня в день одни и те же претензии, обиды, обвинения. Он, как и ты, считал, что я с братьями, а я ни с кем. Только он. Как же, мужняя жена! Верность хранила…кому? Сама не понимаю: зачем столько терпела, ради чего? Девять лет, девять долгих лет…А он меня при всех — «шлюха». Вот я и сорвалась, не стерпела, сил не осталось глотать незаслуженные оскорбления и грязные намеки. Подумала — а почему нет? Если так и так обвинений не избежать, так пусть по делу, за дело, может, не обидно будет?

— Ага, и от отчаянья схватила первого попавшегося кандидата в любовники. А попался брат. Естественно. Кто ж еще? На других мужчин ты всегда смотрела свысока. Они там где-то, в районе почвы, как черви или насекомые. А братья — орлы. Как на подбор. И Леша твой — дядька Черномор, — не скрывая желчного сарказма, сказала Оля, достала две пузатые рюмки да плитку шоколада. Я поняла, что она меня не выгонит, простит, лишь немного погрубит, покусает. Но это пережить можно.

Я чуть расслабилась и села за стол.

— Скажи откровенно — у тебя с Алешей что-то было? — нависла надо мной Оля. Я вздрогнула от неожиданности, посмотрела удивленно и вроде бы побледнела. Та, щуря глаз, кивнула. — Ясно, можешь не отвечать. Всегда подозревала, что он извращенец. И смотрит, как беркут, следит за тобой, как за дичью. Что ж удивляться, что тебя на братьев тянет?

— Оля, при чем тут Алеша? Он абсолютно корректен и вменяем. Если б не он, я, наверное, умерла бы еще лет десять назад. Если б не его внимание, не его забота…

— Ты бы жила, как нормальный человек, пусть и не долго, — буркнула подруга, разливая коньяк по рюмкам.

— Я не понимаю тебя. Речь не о том. Я во всем виновата. Я, и никто больше. Впрочем, если б не поведение Олега, если б Андрей не привел эту Гулю, может и сдержалась. Да что говорить о том, что могло бы быть? Если уже есть то, что есть. Я люблю Сережу, очень сильно люблю, Оля. Не могу, не хочу его терять, но беременность? Я и представить себе не могла подобных последствий. Подозревала, но не принимала. Мне было проще думать, что это ребенок Олега. Так было бы правильно. А сегодня нашла справку о том, что Кустовский сделал себе стерилизацию. И все…я потерялась, не знаю что делать. Это ужасно. Я не смогу сказать Сережке. Да и зачем? Чтобы поделиться с ним тем горем, что душит меня? Я ведь хочу ребенка, очень. Всегда хотела, мечтала, но боялась. Алеша достаточно четко объяснил мне последствия данного шага… я почти смирилась, и вот…Господи, Олечка, ты бы знала, как я была счастлива, когда поняла, что беременна! Я готова была только о том говорить, думала лишь о ребенке. А как сдерживалась, чтобы не рассказать всем и каждому о том чуде, что меня посетило? Да, именно — чуде! И молчала, зная, что нельзя говорить. Все планировала, как, что? Будет месяца четыре — уеду куда-нибудь в Эмираты, потом в Швейцарию, Данию, только, чтобы братья не узнали, не лишили меня радости материнства. Ты же знаешь, как Алеша мнителен, только шепни, и тут же все закончится. Он не даст рожать. А я хочу сохранить беременность, выносить ребенка и родить…

100