Мы резвились, как школьники. Нам не было дела до людей, с непониманием и настороженностью поглядывающих на расшалившуюся парочку, устроившую пикировку снежками прямо посреди проспекта перед величественным зданием драматического театра. Конечно же, Сережа победил и уронил меня в снег, и мы долго барахтались, давясь от смеха. Целовались прямо в сугробе, наплевав на приличия и ясный день, группу школьников, идущих на Новогоднюю елку в театр.
Перед нами вырос мальчик лет восьми, с трепетом прижимающий яркий пакет с конфетами к груди. Он с любопытством уставился на странных взрослых: видимо, принял наше озорство, как продолжение Новогоднего представления. Сережа сел, помог сесть мне и широко улыбнулся мальчику:
— Привет! Дед Мороз отоварил? Ты не в курсе, когда он взрослым подарки раздавать собирается?
Мальчик засмеялся:
— Он только маленьким подарки приносит, а ты очень большой!
— Да? А вот и не правда — большим он тоже подарки делает, и не хуже, — покосился на меня. — Да, Анюта?
— Да, — счастливо рассмеялась я. — Еще лучше, чем конфеты.
— А что конфеты, Анюта? Путевка к стоматологу…
— Он еще апельсины дает! — заметил мальчик, категорически не понимая, что может быть лучше Новогоднего подарка с горой конфет, шоколада, яблоками и мандаринами.
— Апельсины, говоришь, — Сергей изобразил легкую зависть на лице. — Да, это серьезно. Вот ведь жизнь, Анюта, кому халява сплошная, кому — проза.
Он поднялся и помог подняться мне, отряхнул снег с шубки. Повернулся к мальчику и подал руку:
— Бывай, старик, приятно было познакомиться.
Мальчик с серьезным видом пожал огромную ручищу и кивнул:
— И вам — до свидания…А хотите апельсинку?
— Нет, спасибо, мы у Деда Мороза попросим. Он щедрый, — я со значением посмотрела на Сережу. Он засмеялся и увлек меня в сторону от ребенка, туда, где виднелась вывеска «Пончиковая».
— Сначала согреться и поесть, потом апельсины у Деда Мороза клянчить.
— Ух, жабка! А если я подарок хочу — большой. И чтобы конфет — не унести, и всего, что положено по списку — туда же!
— Ничего себе у вас запросы, Снегурочка. Ох, и алчные нынче внучки пошли, — проворчал он, лукаво щурясь.
Купил огромную картонную шкатулку с оленями, елкой и прочими атрибутами Нового года. Поставил передо мной и пошел забирать остальное: пончики, кофе, мороженное.
И хорошо, что ушел — моя довольная, почти восторженная улыбка при виде красивой коробки тут же поблекла, как только Сергей повернулся ко мне спиной. Я смотрела на подарок и чувствовала лишь грусть, близкую к истерике — то ли слезам, то ли яростному всплеску.
Впрочем, в русском языке есть более точное определение данному чувству — обида. Глубокая, закостеневшая за давностью лет.
Почему так сложилось? Почему в моем мире не нашлось места кому-то, кроме родных братьев? Почему, имея родителей, я росла фактически сиротой?
Да, у меня были подарки на Новый год. Но я знала точно, что имя того, кто их мне приносит не Дед Мороз, и не мама с папой. Моего Деда Мороза звали Алеша, Андрей, Сережа…
Мне было шесть лет. Всего шесть, но отчего-то я запомнила тот Новый год больше других. Впрочем, они были однотипными, пока Алеша не поступил в институт и не начал получать стипендию.
Но тот Новогодний праздник был самым отвратительным по впечатлениям.
Отец еще в середине декабря уехал на какой-то заумный симпозиум в славный город Москва. И почти не звонил — три звонка за десять дней и тишина. Маму она выводила из себя. Она нервничала и металась по квартире, не замечая нас, не замечая приближения праздников. Она жила рядом с телефоном, все, что вне — лишь раздражало и отвлекало ее от единственного занятия — ждать. За этим ожиданием она забыла оплатить мой подарок в садике, и я долго плакала, вспоминая яркие шуршащие пакетики с конфетами, что выдали другим детям, обойдя меня…
Алеша и Андрей, в мамином понимании были взрослыми и ни в чем не нуждались с момента рождения, а Сергей… Ему она покупала подарки загодя, и огромный красочный пакет с конфетами, пластмассовая машинка уже ждали его. Я знала, где — в коробке, стоящей в недрах родительского шкафа. В мамином тайнике.
Я нашла его, как всегда все находила — по наитию. И уже успела сунуть нос и извлечь все приготовленное на свет, переворошить пакет, поиграть той машинкой и разложить конфеты в ряд соответственно фантикам. И считала себя чуть не героем, потому что, проявила мужество — сдержалась и не попробовала шоколадку, не уменьшила размер подарка на пару, тройку заманчивых сладостей. Я знала, что все равно получу вот эту конфетку и эту, а еще эту и эту, и лишь заведомо обозначила приглянувшиеся. Сережа всегда щедро делился со мной, всегда давал, что просила, и не обижался на мою жадность и попытку сгрести все оптом. Он смеялся и отбирал лишь из озорства, чтобы поиграть, немного подразнить и вернуть. И вместе есть, угощать Алешу и Андрея.
Мне очень понравился тот подарок, и я смирилась с потерей того, что не получила в группе, и просила у Деда Мороза такой же, а еще куклу с ванночкой, чтоб можно было ее купать. И было уверена — получу….
За три дня до праздников мама уехала к папе, оставив нас одних.
После Новогодней ночи под елкой лежал лишь один подарок — мой. И он в точности отображал тот, что я видела в маминой коробке. Правда, вместо машинки в нем лежал пупсик…
Я была слишком мала, чтобы понять, почему подарок один, и слишком большой, чтобы не понять, чей он.
Нет, я не посчитала это несправедливым, я посчитала это жестоким и возмутительно не правильным поступком. Пусть меня уверяли, что Сергей уже большой, и он сам серьезно кивал, подтверждая сказанное, выглядел ничуть не огорченным, но мне все равно было очень обидно. И я не могу до сих пор определить точно, за кого больше — за себя или брата.