Банальная история - Страница 95

Я уткнулась лбом в колени и вздохнула: почему же мне так плохо? Почему так невыносимо больно? Сколько будет длиться эта боль? Что за ней? Забвение? Жизнь или смерть?

— Я умру? — спросила, тихо повернувшись к Оле. Та вздрогнула и удивленно посмотрела на меня:

— От этого? Нет. От предательства не умирают, от него стареют. Правда, некоторые называют это взрослением, мудростью, а некоторые — опытом, а он, как известно, и в негативной плоскости хорош…Одно могу сказать, боль тебя долго не отпустит, даже когда ты поймешь и примешь его поступок, и простишь, возможно. Все равно боль останется. Она проникнет в душу и напитает ее ядом. Вытеснит собой веру, надежду на лучшее, идеализм, наивность и стремление идти вперед, несмотря ни на что. Ты остановишься и будешь долго думать, прежде чем сделать следующий шаг, станешь постоянно сомневаться — а надо ли? А, встретив достойного человека, примешь его за призрак из прошлого, будешь подозревать в обмане и разоблачать, в каждой составной его характера, мнений и взглядов искать червоточинку корысти и подлости. И понятно — находить. Потому отталкивать, а потом жалеть. И снова ждать, и опять искать…До бесконечности обманывая себя.

Я внимательно смотрела на подругу и понимала, что она говорит о себе. Ей тоже больно, до сих пор. И надежда почти умерла, и вера держится лишь на силе воли.

Ситуация, в которой она находилась, была сродни моей — та же неразрешимость и запутанность. Любовь, давно перешедшая в патологию, угнетающую, тормозящую, но так и не отвергнутая, еще питала ее силами, чтобы делать привычные вдохи и выдохи, шагать, еще чего-то ждать.

— Ань, у тебя сотовый с собой? Давай службу спасения вызовем? Сергея. Он точно приедет и вытащит твою машину, нас заберет. А, Ань? Ну его, твоего Кустовского вместе с поселковой газелью.

Я спрятала горькую улыбку и отвела взгляд, согласно кивнув. Вот и еще один человек уйдет из моей жизни — Оля. Если только узнает, если только поймет, что меж мной и ее любимым. Но разве я виновата, что люблю Сергея? Разве виноват Сергей, что любит в ответ?

Вот и еще один треугольник: Ольга, Сережа, я. Но в этом я вершина, а в том — Гульчата, Олег, я — лишь одни из катетов.

Видимо правду говорят, что все за нас давно решено, еще до рождения сложено и считано, и мы лишь идем заданным направлением, не осознавая его выверенность чьей-то чужой волей, жестокой рукой. Судьбы? Бога? Неважно. Грустно, что не нами.

Мне стало ясно, что рваться бесполезно, бороться и ломать, и вновь строить. К чему? Ведь ясно, что Олег так и останется с Гулей, и я скорей всего очень скоро забуду о той боли, что он мне причинил. Буду спокойно реагировать на его звонки, улыбаться при встречах и спрашивать — как дела, ничуть не интересуясь этим на деле. Потому что мне будет все равно.

Я буду жить с Сережей. Я, наконец, дам волю своим чувствам и буду делать, что я хочу, а не то, что лучше другим или правильнее по чужому мнению. Я люблю Сережу, он меня, а жизнь так возмутительно коротка, что совершено не стоит тратить ее на глупые условности. Мы будем вместе, возможно, уже с сегодняшнего дня. Я забуду в его объятиях все переживания последних недель. А братьям придется смириться, понять и привыкнуть. В любом случае мы, как и прежде, будем все вместе, одной семьей, своим миром. Навсегда. Как было изначально.

Жизнь наладиться у каждого в этой истории. Потому что теперь, все встанет на свои места, будет так, как было задумано до нас и за нас.

Главное, вовремя это понять…

— Милая моя, Анечка, Анюта…котенок мой, — жарко шептал Сергей. Я безмятежно улыбалась, нежась под его ласками, вслушиваясь в незатейливые слова любви.

Сережа. Сереженька — билось сердце в груди.

Я была абсолютно счастлива вот уже две недели. В моей душе больше не было обид, памяти о зле, горе и разочарованиях. От них ничего не осталось, словно не было вообще.

Теперь в моей душе жила тихая радость, ровная и искристая, как морская гладь летним утром. И ни всплесков, ни спадов, ни волнений, ни тревог. Тихо до слез, очищающих от скверны прежних ошибок и печалей, осветляющих каждый уголок сознания.

Я больше не думала о плохом, я забыла, что такое существует в природе. Может, оно и было, но не со мной и не сейчас, и не потом. Все это уже настолько далеко, что не разглядеть за давностью лет, дней и часов. Минут и секунд, проведенных рядом с любимым, и оттого бесконечных, и в тоже время — коротких, как миг.

Прошлые радости, прожитые мгновения счастья были, что вспышка, мелькнут и погаснут, но не спасут, не обогреют. Теперь они были другими — горели ярко и ровно — им не нужны были дрова надуманных причин для подпитки. Все изменилось — и я в первую очередь.

Я с наслаждением потянулась и посмотрела в окно — февраль сдавал свою власть марту. Завтра он уже канет в лету.

Боже мой, какой длинный месяц. И это его называют самым коротким в году?

А для меня он получился самым насыщенным по диаметрально противоположным впечатлениям и потому длинным, словно год. Еще в начале месяца я буквально лежала на дне горя и отчаянья и не видела пути наверх, а уже в середине не только поднялась, осознала, изменилась, но и взошла на пик того счастья и блаженства, что лишь грезились мне в детских иллюзиях.

И вот уже две недели мы фактически неразлучны с Сережей. Они пролетели, как миг, утонули в неспешных, порой пустых, но так нужных нам разговорах, в любви, которой пропитался мой дом, и каждая клетка наших тел, умов и душ.

Я просто жила, ничего не боясь, ни о чем не тревожась. Даже мысль о том, что братья, наверняка, уже все знают, брела отдельно от меня, где-то на задворках подсознания вместе с мыслью о том, что сегодня прилетают родители. И ничуть не беспокоила. Потому что мне было все равно, что скажут, что подумают и как посмотрят на меня родные, близкие и знакомые. Я вышла из-под их контроля, сняла с плеч гнет ненужных определений, лицемерных мнений и прочей шелухи морали.